“Пытали током, подвешивали вниз головой”, – донеччанка про жахи, пережиті за два роки в полоні у бойовиків
Далі – мовою оригіналу:
“Когда в августе 2014-го Красногоровка вернулась под контроль Украины, к Наталье из Донецка переехала мама. Вечером 6 декабря 2015 года, возвращаясь от знакомой, которой вместе с соседями по даче Дмитрием Левашовым и Юрием Беловым помогла закрыть разбитые окна досками, нарвалась на диверсионную группу. Так попала в плен. Все унижения, имена мучителей и сокамерников Наталья запомнила навсегда.
— Мы были в шоке, когда из темноты в нас полетели пули, ведь находились на своей территории, — вспоминает Наталья Венгер. — Упали на землю. К нам подбежали шестеро с автоматами и начали бить ногами. Кричим, что свои. А они: «Мы вам дадим своих, «укропы».
В Старомихайловке, уже на оккупированной территории, всех троих обыскали, забрали сумки, документы и телефоны. Посадив в машину, привезли в Донецк, в «министерство госбезопасности «ДНР» (МГБ). Установив через соцсети, что Юра Белов служил в ВСУ, задержанным присвоили статус военнопленных. Продержав до утра, отправили в здание бывшей донецкой СБУ, где оккупанты устроили гауптвахту. Там, по словам собеседницы, было 30 человек. На одной половине держали дээнэровских военных и гражданских, на другой, превратив стеллажи архива СБУ в нары, — «укропов».
— Там были три камеры, в двух находились мужчины, а в третью, считавшуюся одиночкой, поместили меня, — продолжает Наталья. — Еда была отвратительная, пить не давали. Воду можно было набрать, когда выводили в туалет, но бутылки у меня не оказалось. Через пять дней привезли айдаровца, и меня перевели к мужчинам. Парня в одиночке били всю ночь, мы слышали его крики.
Спустя два дня на гауптвахту приехал полковник-дознаватель с позывным «Дед». Первой на допрос вызвали Наталью, у которой в телефоне нашли номер горячей линии украинской СБУ. «Признавайся, ты их агент?» — потребовал «Дед». Услышав в ответ: «У вас мания преследования», схватил за волосы и ударил головой о сейф так, что женщина потеряла сознание. Пришла в себя, когда полковник, тыча обутой в берцы ногой в окровавленное лицо, орал, что размозжит голову. Затем он приказал охране кинуть женщину в самую плохую камеру.
— Она находилась в подвале, — рассказывает Наталья. — Железная дверь с «кормушкой», стол, стул, деревянная лавка. Ни одеяла, ни подушки, ни батареи. Я так околела, что впала в истерику. И меня перевели в комнату офицеров. Утром во дворе пытали айдаровца, я его тогда видела в последний раз. Вскоре меня опять отвели в ледяной подвал, куда посадили и мужчину из Харькова. Этот человек приехал в Донецк по делам бизнеса. Когда гулял по городу, его задержали и арестовали. Пытали. Он не мог ходить. Когда мужчину забрали, его подушка и одеяло достались мне.
Две недели Наталья провела в ледяной камере. Без воды, еды и в темноте. Охранники издевались: «Укропка», диверсантка, шпионка”.
21 декабря привезли трех военных, и самая плохая камера понадобилась для них. Наталью перевели в комнату с обогревателем. К ней «подселили» дээнэровскую женщину-офицера (ее взяли за незаконное хранение оружия и вскоре отпустили). При обыске у нее не отняли телефон, и она разрешила Наташе позвонить маме и сообщить, что та находится в плену. Все эти дни мать Натальи искала тело дочери.
Удар лицом о железный сейф и переохлаждение не прошли бесследно — челюсть у Натальи стала гноиться, лицо опухло. Под конвоем женщину отвезли в больницу, где врачи вычистили гной и удалили четыре зубных корня. Охранник, пожалев пленницу, купил ампулу новокаина, шприц и перчатки. Одной ампулы было мало, крики Натальи слышала вся больница. На повторный осмотр, назначенный врачом через несколько дней, ее не повезли.
С 6 января по 4 марта женщину держали в подвале рядом с архивом. В гипсокартонной стене, за которой была соседняя камера, кто-то проковырял дырку, и Наталье иногда передавали сигареты, какую-то одежду, банку с горячим чаем. К этому времени к военнопленным стала поступать украинская «гуманитарка» — мыло, шампунь, конфеты.
Слухи о том, что ДНР договаривается с украинской стороной об обмене пленными, пошли в марте. Всех перевезли на улицу Артема, 7а, в одну из бывших резиденций Виктора Януковича, где «республиканцы» разместили военную комендатуру. Отремонтированное здание, по словам Натальи, испохабили «обезьянниками». Несколько дней она провела в одном помещении с семью мужчинами, среди которых были военные, гражданские и уголовники. Потом ее перевели в подвальную комнатушку с кафельными стенами, без окна, всю площадь которой занимали кровать и тумбочка. В этой клетке узница пролежала два месяца и практически потеряла зрение. Обмен военнопленными сорвался.
— 4 мая нас перевезли на гауптвахту (на улице Молодежной, 14), — говорит Наталья. — Питание было гадкое: все прокисшее, недоваренное. В комнате на втором этаже я оказалась со слабоумной девочкой Таней и львовянкой, которую через пару недель забрали в СИЗО (в ее мобильнике нашли фотографии с «Правым сектором»). Таня была родом из Артемовска, училась в специнтернате Горловки, хотела стать флористом. Ее брат служил в ВСУ, о чем она где-то обмолвилась, и на нее донесли. Таню постоянно пытали электрическим током, подвешивали вниз головой и били арматурой по пяткам. 10 сентября забили до смерти. Ей было 20 лет.
В июле Наташиной соседкой по камере оказалась судья из Мариуполя Анжела Преснякова. Женщину, навещавшую больную маму в Новоазовске, взяли на блокпосту. В сентябре подсадили военнослужащую Нацгвардии Украины Елену Петрачкову, приехавшую в Славянск к родным. Наташа понимала: о ней забыли, держат — и все. С тех пор как дознаватель-полковник ее избил, пленную допросили лишь однажды. Муж одной из сокамерниц добился разрешения на свидания, и к Наталье стала приезжать мама. Разрешили передавать продукты дважды в неделю.
После смерти Тани начальника гауптвахты и всю охрану сменили. Выяснилось, что за официально разрешенные свидания начальник получал взятки. Новый замначальника подполковник «Бархан» улучшил снабжение гауптвахты продуктами, а арестованных женщин — Анжелу, Елену, Наталью — привлек к работе на кухне. В камерах гауптвахты бывало до сотни задержанных, и чистить овощи приходилось на всех. Женщин также принудили следить за чистотой большого двухэтажного здания и подметать двор. Работали с 6 утра до 11 вечера, с рук не сходили кровавые водянки.
35 «укропов”-мужчин дээнэровцы перевезли на зону в Макеевку еще в июне, оставив в «обезьянниках» гауптвахты только своих преступивших закон военных. Кто-то из них убил командиров, кто-то разворовывал гуманитарную помощь. Был ополченец, изнасиловавший 14-летнюю девочку, а также отморозок, убивший собутыльника выстрелом в голову, чтобы забрать телефон.
В один из декабрьских дней 2016 года Наталья встретила в камере свое 45-летие.
— Многие охранники уже поняли, что нас держат ни за что, — рассказывает Наталья. — Им сунули в руки оружие и сказали: «Воюйте!» А идеи нет. Есть мафия, которая разворовывает Донбасс, платя им по 15 тысяч рублей. За жизнь под пулям и бомбежками. До них начало доходить, во что они влезли. А вернуться на украинскую территорию не могут, потому что посадят.
В начале января 2017-го Анжелу Преснякову освободили. Через пару недель дээнэровцы приехали за Наташей и Леной. Охранники говорили: «Едете на обмен». Но женщин привезли на военную базу с «Градами» и поселили в холодной комнате без кроватей и подушек. В туалет водили через окно, под которым лежали шлакоблоки. Кормили раз в день. Вскоре перевели в донецкий следственный изолятор. Лена Петрачкова ухитрилась позвонить куму, бывшему начальнику изолятора. Тот попытался помочь, но ему сказали: «Малейшая поблажка „бандеровкам“ — попадешь на передовую». Наталья и Елена считались военнопленными. Рядом были камеры с уголовниками, которым разрешалось все: печки, холодильники, готовка еды. Женщин же кормили гнильем. Как-то десять дней они пили только воду. Позже родственники добились разрешения носить изредка чай, кофе, вермишель.
— Мы год просидели на одной «мивине», — вспоминает Наталья. — И каждый день ждали, что освободят. Жили только этой надеждой.
Летом женщин готовили к очередному обмену. Дээнэровский омбудсмен Морозова сказала родственникам пленниц, что 5 июня они будут дома. Но снова все сорвалось. На нервной почве у Натальи обострился герпес: на теле появились очень болезненные высыпания, поднялась температура. Она болела все лето, но ей дали только пузырек с мазью.
— Иногда хотелось уснуть и не проснуться, чтобы не видеть камеру, решетки на окнах, ядовито-зеленые стены, — говорит женщина.
В конце августа Наталью еще раз допросили. Дознаватель МГБ заверил: сидеть осталось максимум две недели. Потом приехали «люди из прокуратуры» и повели сокамерниц на очередной допрос.
Елену Петрачкову обвинили в том, что приезжала в Донецк шпионить, и возбудили дело по факту шпионажа. Муж женщины нанял адвоката. Но к супругу Елены приехали с обыском, нашли в холодильнике завернутый в тряпочку пистолет, а у родителей в сарае — две гранаты, обернутые в такую же ткань. За незаконное хранение оружия на мужа завели дело, взяв с него подписку о невыезде. Наталья Венгер официально стала свидетелем по делу «террориста» Юрия Белова, с которым попала в плен. Свидания с родственниками женщинам запретили, на прогулки не выводили, об обмене речь уже не шла. Но спустя несколько месяцев, 27 декабря, Петрачкову все-таки обменяли. Наталья осталась в камере одна.
— У меня началась истерика, я билась о стены, — вспоминает женщина. – Охранники испугались, на ночь подсадили психолога, чтобы я ничего с собой не сделала. Позвонили в МГБ, омбудсмену Морозовой: мол, решайте с ней что-нибудь. И 29 декабря за мной приехали. Вернули паспорт и телефон, привезли в общежитие, где жили беженцы, посадили на табурет, приказав ждать.
Мобильный телефон Натальи оказался заряжен. Она связалась с кумой, которая жила в Донецке, и, незаметно улизнув из общежития, на трамвае добралась к ней. Вечером к куме приехала Наташина мама. Ее дочь, пробывшая в плену два года и 22 дня, была наконец свободна. Пише - lisovasotnya.com
